Неточные совпадения
Здесь собрались интеллигенты и немало фигур,
знакомых лично или по иллюстрациям: профессора, не из крупных, литераторы, пощипывает бородку Леонид Андреев, с его красивым бледным лицом, в тяжелой шапке черных волос, унылый «последний классик народничества», редактор журнала «Современный
мир», Ногайцев, Орехова, ‹Ерухимович›, Тагильский, Хотяинцев, Алябьев, какие-то шикарно одетые дамы, оригинально причесанные, у одной волосы лежали на ушах и на щеках так, что лицо казалось уродливо узеньким и острым.
— А ведь согласитесь, Самгин, что такие пр-рямолинейные люди, как наш общий
знакомый Поярков, обучаются и обучают именно вражде к
миру культурному, а? — спросил Тагильский, выливая в стакан Клима остатки вина и глядя в лицо его с улыбочкой вызывающей.
Рассуждает она о людях, ей
знакомых, очень метко, рассуждает правильно о том, что делалось вчера, что будет делаться завтра, никогда не ошибается; горизонт ее кончается — с одной стороны полями, с другой Волгой и ее горами, с третьей городом, а с четвертой — дорогой в
мир, до которого ей дела нет.
Из новых
знакомых, которые бывали у Приваловых, прибыло очень немного: два-три горных инженера, молодой адвокат — восходящее светило в деловом
мире — и еще несколько человек разночинцев.
Я вижу сидящими многих своих хороших
знакомых и друзей из православного
мира.
Такие далекие путешествия были вообще не в обычае семьи. За пределами
знакомого села и ближайших полей, которые он изучил в совершенстве, Петр терялся, больше чувствовал свою слепоту и становился раздражителен и беспокоен. Теперь, впрочем, он охотно принял приглашение. После памятного вечера, когда он сознал сразу свое чувство и просыпающуюся силу таланта, он как-то смелее относился к темной и неопределенной дали, которою охватывал его внешний
мир. Она начинала тянуть его, все расширяясь в его воображении.
Но
знакомая добрая и скучная тьма усадьбы шумела только ласковым шепотом старого сада, навевая смутную, баюкающую, успокоительную думу. О далеком
мире слепой знал только из песен, из истории, из книг. Под задумчивый шепот сада, среди тихих будней усадьбы, он узнавал лишь по рассказам о бурях и волнениях далекой жизни. И все это рисовалось ему сквозь какую-то волшебную дымку, как песня, как былина, как сказка.
На другой же день после такого разговора Белоярцев пошел погулять и, встречаясь с старыми своими
знакомыми по житью в
мире, говорил...
Она томилась, рвалась, выплакала все глаза, отстояла колени, молясь теплой заступнице
мира холодного, просила ее спасти его и дать ей силы совладать с страданием вечной разлуки и через два месяца стала навещать старую
знакомую своей матери, инокиню Серафиму, через полгода совсем переселилась к ней, а еще через полгода, несмотря ни на просьбы и заклинания семейства, ни на угрозы брата похитить ее из монастыря силою, сделалась сестрою Агниею.
— Не умею вам сказать, милая… Подождите!.. Нет ли у меня кого-нибудь
знакомого из профессоров, из медицинского
мира?.. Подождите, — я потом посмотрю в своих записных книжках. Может быть, удастся что-нибудь сделать.
В этот момент, когда глухой занавес окончательно готов был отделить от меня весь этот прекрасный
мир, я увидел: невдалеке, размахивая розовыми руками-крыльями, над зеркалом мостовой скользила
знакомая, громадная голова. И
знакомый, сплющенный голос...
И весь
мир был светел и чист, а посреди его — милые,
знакомые улицы Москвы блистали тем прекрасным сиянием, какое можно видеть только во сне.
На целый
мир он смотрит с точки зрения пайка; читает ли он какое-нибудь «сочинение» — думает:"Автор столько-то пайков себе выработал"; слышит ли, что кто-нибудь из его
знакомых место новое получил — говорит:"Столько-то пайков ему прибавилось".
В
мире сумерек, где не существует ни одного состоятельного шага, где всякая последующая минута опровергает предыдущую, очень лестно поймать «первую» ложь и похвастаться перед
знакомым:"А знаете ли, кто назначается… да нет, вы не поверите…"
— Вы, господа литераторы, — продолжал он, прямо обращаясь к Калиновичу, — живя в хорошем обществе, встретите характеры и сюжеты интересные и
знакомые для образованного
мира, а общество, наоборот, начнет любить, свое, русское, родное.
Со старыми
знакомыми он перестал видеться; приближение нового лица обдавало его холодом. После разговора с дядей он еще глубже утонул в апатическом сне: душа его погрузилась в совершенную дремоту. Он предался какому-то истуканному равнодушию, жил праздно, упрямо удалялся от всего, что только напоминало образованный
мир.
Эта внутренняя работа смущалась особенно тем фактом, что в среде
знакомых было несколько таких неравных браков и никто не находил в этом чего-нибудь нехорошего: про специально раскольничий
мир, державшийся старозаветных уставов, и говорить нечего — там сплошь и рядом шестнадцатилетние девушки выходили за шестидесятилетних стариков.
Великие мыслители иссушили свои тяжеловесные мозги, чтобы дать
миру новые открытия, а Таганка, эксплуатируя эти открытия и обсчитывая при этом работника, зашибла и тут себе копейку и теперь комфортабельнейшим образом разъезжает в вагонах первого класса и поздравляет своих
знакомых по телеграфу со всяким вздором…
Я раз его спросил, передавал ли он Лидии Николаевне, что мы узнали о ее женихе, он отвечал, что нет, и просил меня не проговориться; а потом рассказал мне, что Иван Кузьмич знает от Пионовой весь наш разговор об нем и по этому случаю объяснялся с Марьею Виссарионовною, признался ей, что действительно был тогда навеселе; но дал ей клятву во всю жизнь не брать капли вина в рот, и что один из их
знакомых, по просьбе матери, ездил к бывшему его полковому командиру и спрашивал об нем, и тот будто бы уверял, что Иван Кузьмич — добрейший в
мире человек.
И над всем этим
миром,
знакомым Василию Ивановичу до мельчайших закоулков, царило благодушие и величие местных юпитеров, с демонстративно-помпадурской грозой и с младенчески наивным неведением страны, с кругозором петербургских департаментских канцелярий и властью могущественнейших сатрапов.
«Хорошо дома!» — думал Назаров в тишине и
мире вечера, окидывая широким взглядом землю, на десятки вёрст вокруг
знакомую ему. Она вставала в памяти его круглая, как блюдо, полно и богато отягощённая лесами, деревнями, сёлами, омытая десятками речек и ручьёв, — приятная, ласковая земля. В самом пупе её стоит его, Фаддея Назарова, мельница, старая, но лучшая в округе, мирно, в почёте проходит налаженная им крепкая, хозяйственная жизнь. И есть кому передать накопленное добро — умные руки примут его…
Один из наших
знакомых, держащийся передовых мнений и сгорающий тоже жаждою деятельного добра, но человек кротчайший и безвреднейший в
мире, вот что рассказывал нам о своем развитии, в объяснение своей теперешней бездеятельности.
Известно, что в сумерках в душах обнаруживается какая-то особенная чувствительность — возникает новый
мир, затмевающий тот, который был при свете: хорошо
знакомые предметы обычных форм становятся чем-то прихотливым, непонятным и, наконец, даже страшным.
Ах, люблю я поэтов!
Забавный народ.
В них всегда нахожу я
Историю, сердцу
знакомую, —
Как прыщавой курсистке
Длинноволосый урод
Говорит о
мирах,
Половой истекая истомою.
Голова закружилась, и
мир окутался туманом. В тумане промелькнули
знакомые образы… Граф, змея, Франц, собаки огненного цвета, девушка в красном, сумасшедший Николай Ефимыч.
— «А ну, как отпечатают?!» Эта мысль приводила его в содрогание: если отпечатают, тогда в журнальном
мире погибла его репутация, тогда эти канальи Фрумкины сделают, что и статей его, пожалуй, принимать не станут; тогда по всем кружкам, по всем
знакомым и незнакомым, по всем союзникам, друзьям и врагам самое имя его эти Фрумкины пронесут, яко зол глагол.
Такие даже бывают, что не только за своего, а за всякого носящего образ и подобие Божие всем пожертвуют для спасения его от какой-нибудь беды, подвергнутся гневу сильных
мира, сами лишатся всего, а человека, хоть им вовсе не
знакомого, от беды и напасти спасут.
«Мне умирать пора!» — мрачно говорит он
знакомым. Мрачно продолжает заниматься хозяйством: «надо же было как-нибудь доживать жизнь, пока не пришла смерть». И мрачно говорит Стиве: «В сущности, ты подумай об этом, ведь весь этот
мир наш — это маленькая плесень, которая наросла на крошечной планете. Когда это поймешь ясно, то как-то все делается ничтожно».
Глазами, полными восторга, впилась Милица Петрович в
знакомые всему европейскому
миру черты русского Царя…
В литературном
мире у меня было когда-то много
знакомого народа, но ни одного настоящего друга или школьного товарища. Из бывших сотрудников"Библиотеки"Лесков очутился в числе кредиторов журнала, Воскобойников работал в"Московских ведомостях"у Каткова, Эдельсон умер, бывший у меня секретарем товарищ мой Венский практиковал в провинции как врач после довершения своей подготовки на курсах для врачей и получения докторской степени.
Нравы закулисного
мира я специально не изучал. В лице тогдашней первой актрисы Ф.А.Снетковой я нашел питомицу Театрального училища, вроде институтки. Она вела самую тихую жизнь и довольствовалась кружком
знакомых ее сестры, кроме тех молодых людей (в особенности гвардейцев, братьев Х-х), которые высиживали в ее гостиной по нескольку часов, молчали, курили и"созерцали"ее.
Мне так хорошо было сидеть в ванне, как прежде, и слушать
знакомый голос, не вдумываясь в слова, и видеть все
знакомое, простое, обыкновенное: медный, слегка позеленевший кран, стены с
знакомым рисунком, принадлежности к фотографии, в порядке разложенные на полках. Я снова буду заниматься фотографией, снимать простые и тихие виды и сына: как он ходит, как он смеется и шалит. Этим можно заниматься и без ног. И снова буду писать об умных книгах, о новых успехах человеческой мысли, о красоте и
мире.
В корпусе Аракчеев заслужил репутацию отличного кадета. Умный и способный по природе, он смотрел на Мелиссино как на избавителя и изо всех сил бился угодить ему. Мальчик без родных и
знакомых в Петербурге, без покровителей и без денег испытывал безотрадную долю одинокого новичка. Учиться и беспрекословно исполнять волю начальников было ему утешением, и это же дало средство выйти из кадетского
мира в люди.
Сперва у него было мелькнули подозрения любовного свойства, но почти постоянное домоседство жены и посещение ею
знакомых только с ним вместе рассеяли их, да при том же, если бы что-либо подобное существовало, наверное, сплетни эти росли бы в полицейском
мире и так или иначе, прямо или косвенно, дошли бы до его ушей.
Талечка, на самом деле, и по наружности, и по внутреннему своему мировоззрению была им. Радостно смотрела она на
мир Божий, с любовью относилась к окружающим ее людям, боготворила отца и мать, нежно была привязана к Лидочке, но вне этих трех последних лиц, среди
знакомых молодых людей, посещавших, хотя и не в большом количестве, их дом, не находилось еще никого, кто бы заставил не так ровно забиться ее полное общей любви ко всему человечеству сердце.
Одного только она хотела: чтоб это было далеко, за пределами
знакомого ей и по-прежнему страшного
мира.
Учение Христа не спорит с людьми нашего
мира о их миросозерцании, оно вперед соглашается с ним и, включая его в себя, дает им то, чего у них нет, что им необходимо и чего они ищут: оно дает им путь жизни и притом не новый, а давно
знакомый и родной им всем.